-Радовался бы, – сказала тёща, – все на блюдечке подали: жильё, жену, чего тебе ещё надо?

-Сын? Прекрасно! – отвечает на вопрос знакомых и родственников Людмила Алексеевна, – В командировке сейчас, в заграничной. Сказал, что вернется и ипотеку свою полностью закроет.

Нет, жениться снова пока не думает.

Сыну Людмилы Алексеевны Станиславу 30 лет. У него хороший лингвистический институт за плечами, знание 4-х иностранных языков в багаже и почти 5-ти летний (юридически) брак с Илоной в прошлом.

-Да нормальная она была, Илонка, – вздыхает Людмила Алексеевна, – но не для него. Дай бог, что встретит своего человека и будет счастлива в своем уютном мире. А Стаса она явно тормозила и приземляла.

Илона красивая молодая женщина, она моложе Стаса на 3 года и в год замужества ей едва минул 21 год. Родители гордились тем, что Илона полностью подготовлена к семейной жизни.

-И борщ сварить, и пирогов напечь, – хвасталась сватья, – да и жить молодым есть где, мы с отцом им бабушкину комнату в коммуналке отдаем.

-Стас в коммуналку не хотел, – вспоминает Людмила Алексеевна, – он у меня тогда уже работать устроился, предлагал жене сразу же взять в ипотеку двушку, средства на первый взнос у сына уже были: мы с мужем тоже для сына старт приготовили.

-Вы что, – налетела на дочь и зятя сватья, – какая ипотека? Банкам проценты переплачивать? А дети пойдут, на что вы их кормить будете. И коммуналку продавать не будем, сейчас это жилье, а в ипотеку ввяжешься – без штанов и без своего угла останешься.

-Мама права, – поддержала тещу Илона, – многие пары и этого не имеют, на съеме живут, а у нас просторная комната, ну и что, что соседка пьет, ее и дома почти нет, давай лучше накопим.

Стас не смирился, он надеялся переубедить жену, даже поменял работу, чтобы приносить денег больше.

-Я тебя совсем не вижу, – хныкала Илона, – эта твоя работа… А я все одна сижу. И мама жалуется, что ты их совсем не навещаешь.

Стас пытался объяснить жене, что раз они против ипотеки, то надо много работать и зарабатывать на квартиру: не рожать же ребенка в коммуналке. Но Илона считала, что лучше бы Стас устроился работать в школу.

-Работал бы до обеда, – говорила она, – учителя иностранного сейчас на вес золота, а для денег репетиторством бы занялся.

-Я не учитель, – отмахивался Стас, – и не чувствую в себе призвания им быть. Мне предлагают хороший заграничный контракт, если мы поедем, то квартиру сможем без проблем купить уже через полтора года.

-Мы? – на глаза Илоны навернулись слезы, – Тебя зовут, а что там делать буду я? Я не знаю языка, у меня там не будет ни единого родного человека. А что ты? Ты будешь вечно пропадать на работе! И учить язык я не намерена.

-Ишь что удумал, – возмутилась мама Илоны, – утянуть мою Илонку так далеко. Нечего, да и тебе самому чего не хватает?

-Мама, – жаловался сын, – это же болото. Со мной не едет, чтобы от мамы не отрываться, меня не пускает, потому что уведут. Ее все устраивает, все уговаривает меня родить ребенка. А куда рожать? В коммуналку?

Людмила Алексеевна чувствовала, что брак сына трещит по всем швам, пыталась поговорить и с невесткой, и с мамой ее, объяснить, что не надо крылья Стасу связывать, что всем после поездки только лучше станет.

-Вот так и знала, – сказала Илона, – это свекровушка мужа моего против меня настраивает, спит и видит, чтобы мы разошлись, поэтому и уговаривает его отпустить. А что квартира, что квартира? Мама с папой сказали, что как только мы родим, они поменяются, в коммуналку съедут, а мы в их двушку.

Доводы Стаса и Людмилы Алексеевны, что такие жертвы ни к чему, что надо иметь свое семейное гнездо, если есть такая возможность, в расчет не принимались.

-Уехал Стас один, – говорит Людмила Алексеевна, – а чего ждать? И хорошо, что детей не успели родить, иначе точно был бы по рукам и ногам повязан. Он мечтает о лучшей жизни, а его все время опускают носом в коммунальный рай.

В отпуске, приехав на Родину, Стас оформил развод с женой и в последний раз выслушал упреки тещи.

-Другой бы радовался, – выговаривала Стасу мать Илоны, – все на блюдечке тебе подали: жилье, жену домашнюю, порядочную. Ну и жил бы, как все, а тебе все нехорошо!