Зять живёт, но даже гвоздь забить не хочет: “Не моё и никогда моим не будет”

Людмила Викторовна свою дочь Ларису растила одна с 7-ми лет. Где сейчас ее бывший муж, она даже и не знает.

Тот сразу после того, как “встретил любовь всей своей жизни” в лице бывшей подруги собственной жены, растворился в тумане.

-Алиментов не платил, – говорит женщина, – изредка наезжал навестить родственников, живущих в нашем городе, они потом мне какие-то копеечки от бывшего мужа передавали. Сунут в руки: “На дочь”, а где сам папаша незадачливый, не говорят.

Людмила Викторовна вспоминает, как трудно было одной. Родителей в живых к моменту развода уже не было, ни бабушек у Ларисы, ни дальней родни: дедушка и бабушка с маминой стороны были детдомовские.

-Хорошо хоть жилье осталось мне от мамы с отцом, – качает головой, – да только одной и с жильем непросто. Даже потекший кран превращался в проблему: денег лишних нет, чтобы нанять специалиста, сама не умею, попросить некого. Да в остальном тоже. Что могла сделать своими руками, то делала. Но, конечно, далеко моей квартире до тех, где чувствовалась рука настоящего мужика, хозяина.

Дочку Людмила Викторовна вырастила, высшее образование дала. Замуж Лариса не торопилась. Жили вдвоем, работали, тихо, мирно. В 29 лет Лариса объявила, что выходит замуж и они с мужем будут снимать квартиру.

-А потом? – обмерла мама, представившая, как дочь с мужем питаются одними макаронами, чтобы оплачивать жилье и копить деньги на собственную квартиру, – А дети пойдут?

-Так страшно вдруг стало, что останусь одна, – говорит Людмила Викторовна, – ну и пригласила я дочь с мужем жить у меня: комнаты большие, отдельные, санузел раздельный, не стеснят. Да и годы у Ларисы уже не юные: рожать надо было, она сама очень ребеночка хотела.

Дочь согласилась, ее жених, Тимофей, был моложе на год. До этого жил в общежитии, потом квартиру снимал с приятелем.

-Ничего, – подмигивал будущей теще Тимофей, – доведем до ума, тут бы ремонт сделать не мешало. Гардина почти падает, на одном гвозде. Сделаю. Я на квартире чему только не научился.

-Я даже обрадовалась: мужик в доме будет, наконец-то! Где привернуть, где прибить, где полку навесить. Все же мужские руки.

Первое время зять действительно старался по дому: что-то чинил, прибивал, подкручивал. Месяца три. А потом Лариса забеременела. Людмила Викторовна предложила молодым, чтобы они у себя в комнате сделали нормальный ремонт, даже деньгами была согласна поучаствовать: все же внук или внучка скоро будет.

-Ну мы же не насовсем здесь поселились, – увидела она недовольное выражение лица зятя, – тут ремонт сделай, потом в своей квартире сделай. Так никаких денег и сил не хватит.

-Я так и открыла рот! – говорит Людмила Викторовна, – Для своего же собственного ребенка, да за мои же деньги ремонт отказался делать. Силы он копит! А обои в углу отошли, а батарею бы покрасить…

Теща еще пару раз приступала к зятю до родов Ларисы: ну посмотри, не дело же малыша приносить в такое! Ведь все стремятся деткам приготовить самое лучшее, подновить, покрасить, давай, а?

Пока наконец не услышала от Тимофея:

-А зачем мне стараться? Тут все не мое. И моим не будет никогда. Я тут временно, мне надо копить деньги, чтобы съехать поскорее.

-И это временно продолжается уже 3 с лишним года, – невесело усмехается Людмила Викторовна, – внучке Анечке недавно 2 года и 9 месяцев исполнилось. Как зять живет? Гусак выпадает, течет, он его на место задвигает и горя мало. Обои падают – ну не свое же!

Молодые оплачивают половину коммуналки, пропорционально вкладываются в питание. Тратят остатки небольшого бюджета на проезд, одежду, ребенка, мобильную связь.

-Отложили? – восклицает Людмила Викторовна, – Ага. Миллиард. Смеешься что ли? Если и отложили, то столько, сколько и на несколько месяцев съема не хватит. Но песня у зятя все та же: не мое, тратить ресурсы и силы не буду.

-Но ведь он живет! – не понимает ситуацию приятельница Людмилы Викторовны, – Неужели приятно среди разрухи?

-Может и неприятно, – говорит женщина, – но вида не подает. Отвалилась полка? Он шапку на стул кинет и дальше пойдет. Вывалился душевой шланг? И хрен бы с ним: не его же. И не будет его никогда. Один раз сказал, что они платят 2/3 коммуналки и питания, что мне еще надо? Представляешь?!

-Как ты терпишь? Ларисе бы сказала! Или она тоже: не мое?

-Да сказала, – вздыхает Людмила Викторовна, – И не раз. И не два. А что она? Пособие крошечное, муж тоже не миллионы получает. Я ей говорю: мол, руками многое можно поправить, без материальных вложений, скажи своему!

-А она?

-А она в слезы. Дескать, если будет на мужа наседать, да пилить его, то останемся мы в одной квартире втроем. Я, она и внучка. Три поколения одиноких и неудачливых баб.

-Да уж лучше одной с ребенком остаться, чем такое отношение терпеть. Ишь, не его! Несколько лет живет и пользуется. Гони их.

Людмила Викторовна тоже думает, что им с дочерью и внучкой было бы легче без Тимофея: и спокойнее, и надеяться не на кого.

-А иной раз разозлюсь, решусь сказать все зятьку, а потом и подумаю, – признает она, – Лариса-то его любит. Как я своего единственного ребенка сделаю несчастным на всю жизнь? Что хорошего в том, что я всю жизнь одна? Был бы у меня муж, так не было бы этих проблем. Что Анюту ждет при одинокой матери?

Людмила Викторовна в такие минуты замолкает, уходит к себе, или идет навестить приятельницу: пусть живет дочка, как хочет, как-нибудь все и устроится.

О зяте рассказала Л. О.