– Я всего в жизни добился сам, – говорил муж

-Он же мне в любви объяснялся на языке Шекспира, – стонала несколько лет тому назад подруга, когда, прихватив все ее накопления,

знаток английской поэзии сделал ноги в направлении неизвестном: не иначе как на родину носителей языка подался.

И ведь все окружающие видели, что из себя представляет этот “шекспиролюб”, кроме самой несчастной женщины. Ну Эля хотя бы быстро отделалась, потратила на мужчину 4 месяца жизни, из них неделю они жили на ее территории: строили гражданскую семью. Точнее, она строила, а он глазами обшаривал, где у простушки хранится то, что поценнее.

А бывает и иначе, как у другой моей приятельницы, Лены. Лена замужем 2 года была. А ведь не молоденькой наивной девушкой в замужество врюхалась, 30 лет даме было. Через год ребенка родила, дочку Сонечку.

-Марат был моложе меня на 2 года, – рассказывала Лена, – ну ведь не критично, правда? И весь такой лощеный, с манерами, предупредительный, одет с иголочки.

-Женщина не должна ни в чем нуждаться, – говорил Марат на этапе знакомства, – тем более – любимая женщина. Настоящий мужчина обязан обеспечить жене и детям достойную жизнь. Меня так воспитали, в моей семье у мужчин были такие принципы.

-И дверь всегда откроет, – удивлялась потом Лена, – и руку подаст, и в кафе заплатит не только за себя, но и за меня. И заботливый. А как говорил… Вот я и растаяла.

Любимый, критически оглядев Ленкину однокомнатную, сказал, что это только на первое время, что в такой берлоге детей воспитывать нельзя.

-Я решу эту проблему, только эти скворечники – не для жизни. Поженимся, будем строить дом. Большой дом. Потому что я хочу много детей и обязательно сына. Ты ведь выйдешь за меня?

Ленка, как кролик глядя в честные глаза порядочного мужчины, который хотел от нее много детей и обязательно сына, кивнула. Через месяц расписались. Правда без свадьбы.

-Не будем размениваться на мелочи и условности, – сказал супруг, – нам дом еще строить!

Он где-то работал, что-то даже приносил, но немного. И Ленка снова слушала про то, что он все вкладывает в их дом, что уже присмотрел участок и вот-вот купит его.

-Эх, не сюда я мечтал принести своего первенца, – вздохнул Марат в ответ на известие о Ленкиной беременности, – ну да ладно, пусть будет ребенок, но ради будущих детей придется затянуть пояса.

Ленка терпела, стоически. Марат покупал себе одежду, объясняя это тем, что ему на работе нельзя выглядеть непрезентабельно, а вот приданое для ребенка Ленка собирала по подругам, ну и мама помогала.

А когда женщина вышла в декрет и жить стало практически не на что, то пришедшая в гости Ленкина мама возмутилась.

-Дом домом, – сказала теща Марату, – но и кормить беременную жену надо. И одевать. Осень на дворе.

Марат обиделся, и Ленка, к своему удивлению обнаружила, что просит прощения именно она. За недоверие, за сомнение. Муж простил, жить продолжили. Марат ежедневно в будни куда-то уходил, говорил, что на работу.

Только денег Ленка не видела. Вы спросите, где была его родня? Почему не помогала сыну и невестке, почему не виделись с ними, не навещали внучку?

-Я же с 16 лет в детском доме воспитывался, – грустно поведал Марат еще на заре отношений, – никого у меня нет. Только ты одна в целом мире. И помочь мне некому, всего на свете я добился сам.

Чего “всего” добился муж, Ленка уточнить не догадалась. А потом мама вышла на пенсию и помогать дочери не смогла. И возмутилась, почему в семье есть нечего и внучка носит только то, что отдавали Ленке подруги от своих подросших детей. Марат после выволочки, устроенной тещей исчез. Соне было полгода.

-И фиг с ним, – сказала мама, – вырастим Соню. Я сяду с ней, а ты на работу выходи, иначе с твоим домостроителем ноги протянешь.

-Марата я увидела случайно, – говорит Лена, – когда ездила на работу писать заявление о том, что выхожу из декретного отпуска. Он был в компании пожилой женщины и женщины помоложе. И обе были очень похожи на моего супруга.

Ленка даже подошла. И была немая сцена. И Марат позорно сбежал, а женщины оказались родной Ленкиной свекровью и сестрой ее мужа. И дом был. Правда, строила его мама Марата. И на свои. А Марат работать не любил с юности. Редко трудился и недолго. Так что ничего он строить не мог, ему на одежду хватало с трудом. Занимал. У сестры и у мамы.

-Да, поговорить братец умеет, – сказала Ленке сестра Марата, оказавшаяся хорошей женщиной, – одно время он моему мужу лапшу на уши вешал густо и часто.

-Развелись, – говорит Ленка, – где он теперь, даже мама его не знает. Алиментов нет. Наверное дом строит с какой-то еще наивной, соскучившейся по семейному теплу тетенькой.

А Ленка живет. Нормально живет. Ее мама сидит с Соней, сама женщина работает. Помогают ей и сестра супруга, и его мама. Видеть новых родственниц ей не очень приятно, но и от помощи отказываться глупо.

-Вот же, – говорит мама Ленки, – нормальная семья, порядочные люди, а вырастили дармоеда и балабола! И сватью жалко, сын, а такое позорище.